Купить газобетонные и газосиликатные блоки в Нижнем Новгороде.
Избранные тексты Александра Дугина
Все творчество Дугина - на Арктогее.
 
ТАМПЛИЕРЫ ПРОЛЕТАРИАТА

В нашей русской политике участвуют все: инженеры, интеллигенты, бюрократы, бомжи, шизофреники, женщины, шпионы и множество других типов. С уверенностью можно сказать, что нет там представителей только одного класса - рабочих. Приняв на веру марксистскую демагогию, взбесившиеся партократы-перестройщики почему-то внедрили в массовое сознание догму: рабочие были классом-гегемоном на протяжении всего периода советской власти, и теперь их следует вытеснить из политики, забыть, маргинализировать. Да и западное общество, которое стараются усердно скопировать многие российские политики, успешно расправилось с рабочим классом, убрав его с политической арены. Когда доминация капитала стала тотальной и капитализм перешел от индустриальной фазы к информационному постиндустриальному обществу, базовая фигура Труженика, Производителя, Создателя всей предметной реальности человеческого бытия почти совершенно стерлась перед мерцанием компьютерных экранов и лживых рекламных огней.

Рабочие исчезли из нашей жизни. Куда-то подевались, превратились во что-то еще. Труд рабочего в эпоху менеджмента и ноу-хау девальвировался.

Черные, промасленные, грубые люди в спецовках с чугунными инструментами растворились в социальном небытии. Но это не более, чем оптическая иллюзия, искусно сфабрикованный социальный мираж. Нас пытаются убедить, что все вещи, которые нас окружают, возникли напрямую из денег и их бесконечной власти, что их произвели умные машины, подвластные всемогущим технократам в белых воротничках.

Ничего подобного. По-прежнему в недрах заводов и фабрик копошатся сотни тысяч живых организмов, преображающих грубую материю в осмысленную форму. Как и раньше, в кишках земли бьются сквозь толщи косной инерциальной субстанции идеалисты с отбойными молотками, насилующие пассивный мертвенный комфорт каменистых пород. Черная кровь подземных вен бьет в лицо хирургам нефтяных скважин. Катают жгучую сталь квадратноплечие гиганты с кирпичными лицами.

Рабочий, Труженик, на самом деле, никуда не пропал. Он просто снова ушел в подполье. Преданный советским вырожденческим социализмом, задавленный удушающей петлей коварного капитала, чья доминация стала сегодня не только формальной и внешней, но абсолютной и внутренней, он угрюмо взирает на омерзительную реальность, жадно выстраиваемую вокруг проходимцами всех мастей, наций и классов. Превратившийся из раба у партчиновника в раба у "нового русского", Рабочий унижен и раздавлен, как раньше, $больше#, чем раньше. Загнанный в темное подземелье социума, отравленный электронными суррогатами эмоций и вездесущей псевдоэротикой, он бьется в узкой клетке, вращая энергией своей агонии страшную машину с компьютерным фасадом, которая без него рухнула бы, как сыпучая пирамидка.

Чистенький мир "новых хозяев" загоняет Титана в эмбриональное состояние, кидая ему огрызки. "Вот тебе пол-литра "Кремлевской", гегемон!"

Но неужели все мистические чаяния, связанные с освобождением Труда, позорно рухнули, разъеденные жирным червем советского эксперимента? Неужели потрясающие основы бытия подозрения о совпадении в Рабочем субъекта и объекта оказались лишь глупыми морализаторскими метафорами, прикрывавшими собой прозаическую волю к власти очередной банды жадных и властолюбивых чиновников?

$Не может быть#. Жалкий провал Совдепа и его поганых вождей, лишь пауза, синкопа в страшном пробуждении Титана. Рабочий класс еще не исполнил своей исторической миссии. Он еще не сказал своего последнего слова. Он еще не совершил своей Революции.

Сегодня эпоха паразитов. Старых, новых, своих и чужых. Людей, использующих и присваивающих то, что они не создали. Центристы продают радикалов, директора предприятий - своих подчиненных, властители государства - богатства великой страны, работники СМИ - совесть. В свалке - визг и пыхтение, выстрелы из-за угла и леденящая ложь.

С глубокого дна бытия угрюмо взирает на эту возню нынешний русский Рабочий. Угловатый и конкретный, хваткий, как механизм, и медлительный, как думающий. Он не верит и никогда не поверит социальной демагогии "розовых". Опять эти? Нет, достаточно. С "капиталистами" тоже счет будет короток. Лишь плотная, страстно-тоскливая сила нарождающегося национализма может затронуть этих основательных и небыстрых людей. Но когда заходит разговор о "царствующем доме", "восстановлении дворянских привилегий", хоругвях, казаках или "национальном предпринимательстве" и патриоты наталкиваются на угрюмое безразличие: "Ряженые". Каждое утро, рано, с восходом солнца (никто кроме этих людей уже давно не помнит о солнце) выползают они из клеток-квартир от толстых и глупых жен и сопливых "корытников", двигаясь мерным током в бетонные утробы Производства. Чтобы - с трудом и без вдохновения - упрямо, ритмично, безостановочно вести космическую битву с материей, такой неподатливой, сырой, шершавой, такой $ядовитой#. Мрачные рабочие знают - злой демон вещества захватил в плен тонкую и хрупкую Жизнь, Солнечную Деву. Это форма, похищенная грубым узурпатором материи. Спасти ее можно только подвигом, упорной страшной беспощадной войной против донного льда реальности.

Уже много веков и тысячелетий ведут Титаны борьбу против энтропии Вселенной. Рабочий класс. Рабочее братство. Рабочий Орден.

Проглотившие когда-то Диониса, по истечении долгих тысячелетий они сами пропитались его плотью. Поэтому они так любят священное опьянение воскресающего Иакха.

Где-то над ними, не ведая о подземной драме, наивные или бесчестные "аристократы", интеллигенты, торговцы цинично пользуются плодами кровавой битвы. Они не сталкиваются с Материей, освобожденные от нее добровольной жертвой "Тамплиеров Пролетариата". Они пожирают и десакрализируют трофеи, добытые подземными витязями в страшной сече с тьмой нижнего предела.

Но не долго продлится оцепенение. Рабочие собираются с умом и с духом. Мрази, беснующейся в современной русской политике, никто не гарантирует долговечности. Конечно, взгляды пролетария прикованы к Земле, его вечной сопернице, вечному врагу.

Но рано или поздно он посмотрит вверх и ... нанесет свой последний удар. Ломом по мертвенно-матовой глазнице компьютера, по сверкающей витрине банка, по перекошенному лицу надзирателя.

Пролетарий проснется. Восстанет. Убьет. Его не сдержать ни полицией, ни подделками социалистических партий.

Его дело в истории не закончено. Демиург еще дышит. Мировая Душа еще плачет. Ее слезы рождают в черном сознании Созидателя гулкий рев. Это призыв. Это фабричный гудок. Это звучание Ангельских Труб.

Они - кузнецы Тартара - снова зиждят свою пролетарскую Революцию. Настоящую Революцию. Последнюю Революцию.
 

ЦАРСКИЙ КРЕСТЬЯНСКИЙ ТРУД

Крестьянин - важнейшая фигура всей индоевропейской традиции. Культивация зерновых и особенно хлеба рассматривалась нашими предками как сакральное занятие, как особая космическая литургия. И не случайно именно хлеб стал земным веществом, избранным Спасителем для пресуществления в Его Святую Плоть. Также не случайно, сам Бог в евангельских текстах уподобляется сеятелю, т.е. крестьянину, священной фигуре человечества. Крестьянский труд был издавна назван "благородным". В священной цивилизации еще не существовало обособленной трудовой этики, и понятие "благородный" употреблялось отнюдь не в метафорическом смысле. Дело в том, что во время сакральных праздников у индоевропейцев сам Царь совершал ритуальную запашку земли. И в символическом смысле труд крестьянина можно было поэтому назвать "царским" в полном смысле этого слова.

Крестьянин дополнял своей литургической деятельностью полноту трехчленной иерархии древнеарийского общества. В нем жрецы боролись с тьмой духовной, с невежеством и неведеньем; воины и цари - с тьмой душевной, воплощенной физически во врагах и противниках; а крестьяне - с тьмой материальной, с силами земли, почвы. Эта тройственная тьма, с которой сражались древние арии, часто символизировалась $Змеем#. Змей был тройственным символом невежества (для жрецов), враждебности (для воинов) и дикой земли (для крестьян). Именно на этом основании пахота понималась как символическая битва со Змеем, а также как священный брак Неба, представителем которого был сам крестьянин и его плуг, с Землей. Отсюда древнейший эквивалент слова "пахать" - "орать", образованный от корня, означающего также "свет", "сияние" и т.д. По мере деградации традиционного общества, когда жреческое сословие постепенно утрачивало смысл вверенных ему учений и ритуалов, когда воины погрязали в страстях и прелести, только крестьяне-змееборцы сберегли в чистоте легенды и мифы, восходящие к той эпохе, когда индоевропейское общество переживало свой духовный расцвет. Поэтому и в России именно крестьянство сохранило верования и обычаи, предания и обряды старины, полные высшего смысла для того, кто понимает законы священного арийского космоса.

Традиционное бытие крестьянина проходило не просто в самом центре природы, но в центре особой просветленной природы, пронизанной лучами Логоса. Деревенский житель никогда не был "примитивным" (или не очень добрым) "Дикарем", каким его воспринимала заносчивая барская культура последних веков царской Руси. То, что казалось, на первый взгляд, его архаичностью и невежеством, на самом деле было признаком глубокой укорененности в священных архетипах, проявлением высшего сверхразумного знания, которое некогда в золотом веке было осью коллективного бытия полноценной сакральной цивилизации. За нерациональностью крестьян скрывалась мудрость, за их ленью - созерцательность, за нерасторопностью в мирских делах - нестяжательная аскеза. Крестьянин жил не в мире скепсиса и критического остроумия, но в мире древних символов и знаков, в живом насыщенном пространстве, где Небо и Земля, Солнце и Луна, День и Ночь, Лето и Зима выступали как живые реальности напряженной космической драмы. Крестьянский быт был полон примет и поверий, особого священного ритма, и это придавало существованию высший литургический смысл.

Именно он, а не стиль жизни озападненного русского дворянства, нес в себе последние остатки древней солнечной цивилизации, Святой Руси. Крестьяне в России много веков находились в униженном состоянии.

Позор крепостничества, эксплуатация нарождающимся капитализмом, и наконец, второсортное положение в номинально пролетарском советском государстве - все это этапы долгого мученического пути русского крестьянства. Обираемые, угнетаемые, спаиваемые разнообразными сословиями - выходцами из городской культуры - крестьяне несли свой крест с безмерным смирением и покорностью, охраняя для какой-то высшей эсхатологической цели то священное арийское предание, которое составляло сущность его бытия. Ежегодная, суровая борьба за хлеб, за урожай была физическим аспектом космической литургии труда, повторявшейся снова и снова несмотря на все гонения, притеснения, пытки, муки.

Какой надеждой, каким упованием жили поколения русских крестьян?

Видимо, в тайне они знали, наученные веками созерцания смены сезонов - от зимы к весне - что когда-нибудь придет Реставрация, Возрождение, и вся великая солнечная Традиция светлых славян снова вспыхнет ярким купальским пламенем. Действительно, именно у крестьян (а отнюдь не у карикатурных дворян и тем более не у бывшей партноменклатуры) только и можно найти (даже сегодня) останки древнего знания, отголоски Традиции в ее живом, подлинном виде. И только отправляясь от этой третьей арийской касты, можно теоретически начать восстановление всей общественной иерархии подлинно русского общества.

Подобно тому, как в русских сказках Третий Сын, младший сын, Иван-дурак (а это эквивалент третьей крестьянской касты), часто становится спасителем и благодетелем остальных братьев, так и в деле воссоздания русской священной традиции следует обратиться в первую очередь именно к крестьянам, которые вплоть до сегодняшнего дня сохраняют в себе больше подлинно царских элементов, чем деградировавшие потомки некогда царствовавшего дома. Истинный Царь, Император великой русской земли должен быть подлинным пахарем, чтобы знать сырой и терпкий вкус животворящей славянской почвы. Пренебрежение духом и религией в советском социализме, атеизм и ненависть к истории - а именно это и было главной бедой русского большевизма и привело, в конце концов, к его гибели - воплотились в откровенной неприязни коммунистов к крестьянству. Крестьян большинство ортодоксальных марксистов однозначно считало реакционным классом (в этом они были правы). Отсутствие Православия и пренебрежение к крестьянам - самые негативные черты советского социализма. Новый русский социализм не должен ни в коем случае повторять этих фатальных заблуждений. Новый социализм должен быть подчеркнуто крестьянским и христианским, что не только исторически, но и этимологически очень близкие вещи.

С другой стороны, национальные движения должны встать на реалистические позиции и несколько умерить свой восторг перед царизмом. Нельзя в деле национального возрождения руководствоваться образцами вырождения некогда священного социального и духовного устройства. Уже за несколько веков до большевиков монархический режим в России был карикатурой, пародией - не в своих принципах и декларациях, но на практике, в конкретной действительности. Крестьянин, крестьянство, хлебопашество - мистические ориентиры Новой России. Не только материальные кормильцы, но тайные хранители древнейшего предания, в котором запечатлено глубинное знание об устройстве арийского космоса.

Поэтому и идеологически, и политически, и метафизически тип Русского Крестьянина должен стоять в центре революционных учений тех людей, которые искренне стремятся восстановить Традицию во всем ее объеме. Только так мы сможем победить Мирового Змея, Змея Запада - проломив его рептильный череп крестьянским плугом, как это сделал когда-то индийский Индра.

РОДИНА-СМЕРТЬ

Отчим моего близкого друга, яростный антисоветчик умер перед самым концом Совдепа, буквально накануне прихода Горби к власти. В своей последней агонии он с ужасом повторял: "Это (т.е. Совдеп) будет длиться вечно... Не кончится никогда... Никто не сможет ничего изменить..."

Буквально через несколько лет от той реальности, которую умирающий человек считал в полном смысле слова "вечной", - он родился, прожил и умер при ней, - не осталось и следа. Игорь Шафаревич в своей книге "Социализм как явление мировой культуры" приводит пример династии китайских узурпаторов, которые пришли к власти всего на несколько лет, но ввели свою эру и принялись переписывать историю таким образом, чтобы заранее оправдать свое будущее тысячелетнее владычество.

Многие вещи кажутся нам неколебимыми, абсолютными, вечными, каменно-неподвижными, но достаточно легкого дуновения ветерка и они исчезают, растворяются, рассеиваются, как призрак или туман. Психоанализ в этом случае говорит о "комплексах", т.е. самогипнозе личности, превращающем незначительную деталь и случайное переживание в непреодолимую психологическую преграду, делающую существование человека бесконечным кошмаром.

Сегодня нет больше брежневских химер, выдававших себя за стражей вечности: исчезли лозунги, парткомы, портреты, гэбэшники, ОВИРы. Причем все произошло быстро, мгновенно, молниеносно. Казавшееся вечным распалось в один миг, массивные троны и солидные карьеры оказались хрупкими, как рябь на воде.

Но человеческое сознание так устроено, что обязательно поддается гипнозу, возводя кумиров, наделенных фиктивной вечностью даже в том случае, если печальная судьба их предшественников мрачно свершилась у них на глазах.

И снова складывается на пустом месте массовое психическое заболевание, новая, сотканная из комплексов, картина болезни. Вместо партийной касты появились "богатые", и теперь уже их власть кажется абсолютной и неуязвимой. В политике все поделено между несколькими наиболее ловкими персонажами. То же самое в культуре, где сформировались новый официоз, кланово сплоченный не меньше брежневского и не допускающий в свою среду посторонних.

И точно так же, как в конце застоя, кажется, что социальная магма застывает, утрачивает последнюю гибкость. Круговращение элит практически остановлено еще до того, как оно смогло всерьез начаться. Все места, даже во второсортных лавочках, распределены. Все зоны влияния, избирательные округа и приватизируемые сектора промышленности поделены.

Это так, но это иллюзия. Это гипноз, это комплекс. А комплекс, как известно, дело не внешнее, а внутреннее. Рабом делает человека не посторонний агрессор, а он сам. Героя никто и никогда не сможет унизить - ни зона, ни Совдеп, ни концлагерь, ни либерализм. Герой - это просто здоровый человек, растворивший комплексы, на которого поэтому не действуют больше чары бесконечных крошек Цахесов, объединившихся в профсоюз. Все они существуют только из-за нашей добровольной кастрации, из-за самогипноза. Мы так боимся смерти, что предпочитаем умереть, но не думать о ней, не сталкиваться с ней, не бросать ей вызова. И поэтому мы предаем свое достоинство и вверяем судьбу Системе, основанной на круговой поруке бездарностей, глупцов и подлецов. Мы сами порождаем ту иллюзию, на непреодолимость которой потом сетуем. На самом деле, власть Системы строится на совершенной фикции, на вульгарном обмане, на примитивном воровском трюке. Она берет за основу маленькую человеческую слабость - неготовность умереть "здесь и сейчас" - и раздувает ее до гигантских пропорций. В традиционном обществе эта проблема решалась легко - через обряд инициации. Человек проходил инициатическую смерть и потом на опыте обнаруживал, что за одной формой существования следует другая, а следовательно, смерть всего лишь эпизод, синкопа, переход. Если и после инициации человек подчинялся определенным нормам, так только исходя из осознания их священной духовной оправданности, а не из шкурного страха. Инициация - это то, что отличает человека от животного. Потеряв инициацию, люди превратились в неполноценных, дрожащих баранов. Они приняли Систему и стали верить в ее гнусные мифы. Появились псевдоценности и псевдоавторитеты. Эфемерное и случайное стало рассматриваться как вечное. И напротив, дух, ум, глубина были дискредитированы как нечто маргинальное, малоэффективное, излишнее.

Мы живем в мире, который вот-вот рухнет. Вот-вот растворится. Наше общество построено на идеях и принципах, за которые никто не заплатил, которые никто не омыл кровью, которые ни у кого не вырваны в смертельной борьбе. Мы пассивно сдали одну идеологию и так же пассивно и вяло притянули к себе разрозненные фрагменты других идеологий, часто совершенно противоречащих друг другу. Нами правят законченные идиоты, и точно такие же идиоты возглавляют оппозицию - второй эшелон, рвущийся к власти. Последние всполохи героизма, характерные для краткого этапа честной борьбы 1991-1993, безвозвратно затухли. Даже для того, чтобы разжечь самые пламенные сердца, не хватило огня. Болотный мох проел все. И снова кажется, что этому не будет конца... А на самом деле, мы присутствуем у самой последней черты.

Истинная элита, которая сменит весь этот ирреальный балаган, должна произрасти из регионов смерти. Один современный поэт (Роман Неумоев) странно назвал смерть "родиной". Смерть расстворит комплексы страха, обнажит лучи настоящего; как опавшие листья, исчезнут в небытии телевизоры, банки и биржи, правительствуенные аналитики и кремлевские интриганы - весь этот параноидальный паноптикум, нагло выдающий себя за реальность.

В самых ближайших "разборках" у нормальных людей нет своей доли. Жадная толпа уже распределила между собой даже объедки. Но эта мразь скоро исчезнет.

Мы должны жить и действовать так, как если бы ничего этого уже нет, "здесь и сейчас". Как если бы мы уже умерли, и перед нами простираются чистые горизонты духовной реальности, залитой небесными лучами мысли и терзаемой снизу багряными языками космической страсти. Нам нужна НОВАЯ ПАРТИЯ. Партия Смерти. Партия тотальной вертикали. Партия Бога, российский аналог "Хезболла", действующая уже по совершенно иным законам и созерцающая совсем иные картины. Для Системы смерть - это, действительно, конец. Для нормального человека - это только начало.

Гейдар Джемаль рассказал мне как-то исторический эпизод: один итальянский генерал из Республики Сало в конце войны, посылая своих людей на верную гибель, увещивал их такими словами: "Не думаете ли вы в самом деле, что будете жить вечно?"

Великолепный аргумент. Большинство людей вопреки всякой логике продолжают жить и действовать так, как если бы они были бессмертны. Чувство справедливости требует от нас, чтобы мы помогли человечеству рассеять это недоразумение.

Этого требует от нас наша Родина, Родина-Смерть.

ВЛАСТЬ ВЕНЦЕНОСНЫХ МЛАДЕНЦЕВ
1.
Ребенок был символом Божества еще задолго до пришествия Спасителя Иисуса Христа. Традиция относилась к детям как к особым существам, напрямую связанным с тайной вселенской души. Китайцы гадали о будущем на основании наивных куплетов, распеваемых детьми в той или иной провинции Поднебесной. Эзотерик Гераклит считал играющего ребенка высшим символом свободного огненного духа. Церемониальная оперативная магия обязательно предполагала участие в ее ритуалах младенцев - причем, черные маги, переворачивая сакральный символизм, издевались над детьми, тогда как белые маги, напротив, использовали их как оракулов, как проводников между миром людей и миром богов. (Точно так же черная месса может исполняться только тем человеком, который был по всем правилам рукоположен в христианское священство.) Как бы то ни было, ребенок в священной цивилизации считался существом почти сверхьестественным, наравне с жрецами и провидцами. Но своего пика детопочитание достигло, конечно, в христианском мире, где в образе младенца поклонялись самому воплощенному Богу-Слову. Почему ребенок, - это несовершенное, беспомощное, бестолковое и хаотическое существо, представляющее собой и внешне и внутренне, скорее, пародию на нормального взрослого человека, - имеет такое важное значение для Традиции, отождествляясь с Высшим Принципом? В ответе на этот вопрос проясняется вся глубина различия между миром Традиции и миром профанизма, между священной цивилизацией древности и утилитарной, деградировавшей цивилизацией современности. Дело в том, что в этих двух реальностях - традиционной и современной - господствуют две взаимоисключающие, противоположные сверхидеологии, которые изначально предопределяют в самом истоке все разнообразные практические проявления. Традиция считает, что возможное выше действительного, истина - выше полезности, замысел - выше осуществления, прообраз - выше отражения. Современный мир основан на прямо противоположном подходе. В нем действительное ставится над возможным, польза - над истиной, а конкретное, фактическое довлеет над идеальным. Современность основана на духе скепсиса, она доверяет только материальному факту, но, так как факт проистекает из интерпретации, то, в конечном итоге, современный человек может легко игнорировать и сам факт, если он тревожит его узкое, убогое, закомплексованное, неуверенное сознание.
2.
Ребенок воплощает в себе Возможное. Маленький человечек сохраняет свои связи с миром души, из которого он совсем недавно выплыл, чтобы проявиться в материальной оболочке. Он соткан из целой гаммы возможностей, которые пока еще сосуществуют в нем цельно и одновременно, без конфликтов и взаимоисключений. Он как бы зернышко утраченного Золотого Века, искра парадиза. При этом ребенок несет в себе не просто потенции становления взрослым, спектр многообразного выбора грядущей формы. В нем явно присутствуют следы и чего-то другого, следы невидимого мира, световой реальности, от которой по мере взросления он удаляется. Этот неземной свет детских глаз - почти физическое явление; в нем потустороннее изливается в наш мир, донося какое-то субтильное знание, указывая на особые пути, ведущие не от возможного к действительному, а наоборот, от действительного вглубь возможного. В ребенке есть нечто, что намного превосходит взрослого, на нем покоится дыхание вечности, отблеск бессмертия...

Ребенок стоит выше пола. Точнее, выше пола как разделенности, строгой распределенности эротических ролей. Он андрогинен. Любовь он переживает всем своим существом, как универсальный полюс, в котором сходятся лучи духовного счастья, и эта любовь равномерно пронизывает близкий к нему мир, независимо от одушевленности или неодушевленности предметов, независимо от полов и возрастов окружающих. Не случайно в алхимии, - науке, утверждающей, что все предметы (в том числе минералы) имеют душу и что все существа являются скрытыми андрогинами, - символизм ребенка развит в высшей степени. Философский камень - венец работы в красном, rubedo - изображается в виде играющего младенца. Волшебная возможность преображения, просветления, спасения через сверхполовую андрогинную Любовь, магию Золотого Зародыша, тайной точки вселенского круга. Философский камень, играющий ребенок - Puer Ludens - это Возможность, никогда не становящаяся действительностью, но напротив, растворяющая действительность в солнечных лучах абсолютной, не знающей границ и дистанций Любви. В центре Традиции стоит дитя, младенец. И не случайно, высшая из традиций, последняя из традиций - христианство - в основу своего учения полагает божественное Рождество, воплощение Сына, маленькое нежное существо в вифлеемских яслях, принесшее спасение одичавшей в ядовитых кошмарах Вселенной.

3.
Современный мир основан на полном отрицании Традиции. Возможное он признает только тогда, когда оно становится действительным, a posteriori. Ось нашего общества - взрослый человек, способный регулярно трудиться, платить налоги, зарабатывать деньги, голосовать. Само представление о человеке калькируется именно с него. Детство считается подготовкой к взрослой жизни, поэтому так много внимания уделяется образованию, воспитанию. Основное внимание сосредоточено на том, как быстрее и эффективнее сделать из малышей некоторое подобие взрослых. Это называется "акселерацией", убыстрением развития. Само собой разумеется, что профанический мир считает такой процесс позитивным, поскольку рассматривает превращение ребенка во взрослого как повышение, улучшение его качества, его социального статуса. Но становясь взрослыми, дети не только утрачивают тонкую связь с невидимыми мирами, со световыми регионами творения, они также постепенно теряют возможность выбора - стать тем или тем, пойти по тому или иному пути. Постепенно из изобильной райской полноты благодатной любви они приходят к строго ограниченной, фрагментарной индивидуальности, определенной по половому, профессиональному, социальному, экономическому признаку. Превращаются в некую отчужденную предопределенную и жестко ограниченную ячейку, практически начисто лишенную всякой свободы и обреченную на дальнейшую физическую и социальную деградацию, а в конце концов - на тупое механическое исчезновение. Малыш имел возможность стать кем угодно. Более того, он мог выбрать самый узкий и сложный путь - путь обретения бессмертия, путь вертикали, в миры духа, где правят законы вечной юности, вечной Весны. Такая возможность заложена не просто в отдельных детях, но во всех детях без исключения, в самом состоянии детства, которое выше, чем индивидуальность, чем конкретика человеческой личности. С возрастом возможности сужаются, выбор становится все более ограниченным, душа втискивается в клетку социально-половой специализации, перетекает в ограниченный и подверженный разрушению образ. Дыхание потустороннего затихает, начиная с некоторого момента, мы имеем дело уже не с подлинно живым существом, но с запрограммированной, легко предсказуемой социально-эротической машиной, совершенно неинтересной и предельно несвободной. Через деньги, работу, полицию, телевизор и постель это взрослое существо описывается и управляется проще, чем компьютер. Всякая действительность, конкретность легко высчитывается. Только чистая возможность ускользает от холодного, мертвящего мира рациональности и социальных манипуляций. С детского сада и школы малыши начинают подвергаться душевному геноциду, усваивая ложные законы и неоправданные табу, обтесывая массу своей души в убогую отталкивающую форму современного взрослого. От парты и ложных знаний малыши бегут мыть машины, проходя убийственное облучение денежным ядом. К 12 годам это уже, как правило, законченные взрослые, неисправимые циничные идиоты, без грез и видений, без тонких предчувствий и мудрой веры в чудо, без чистой любви и внимательного вкуса к магии сна.

Современный мир основан на подавлении детства, на моральных репрессиях против малышей, которым отказано в их основополагающих видовых правах, и особенно в главном праве - в праве на внимание, уважение, в праве собственного свободного бытия, защищенного от возрастного произвола взрослых. Дети полноценнее родителей, они их умнее, чище, благороднее и достойнее. С духовной точки зрения, они их "старше".

4.
Нормальным государством и нормальным обществом должны править дети, венценосные младенцы или, на худой конец, те, кто ближе всего стоят к детскому состоянию души - провидцы, мудрецы, святые, пророки, так же, как дети, чисто верующие во вселенную чудес и так же, как дети, сохраняющие связь с миром души, предшествующим рождению. Если мы хотим жить в нормальной цивилизации, все пропорции должны быть немедленно перевернуты. Взрослые обязаны изучать в высших учебных заведениях мифы и сказки, сдавать экзамены на чудеса и видения, слушаться непредсказуемых ассоциаций и велений многомерной безграничной любви. Труд должен стать следствием изобилия радостных созидательных сил души, увлекательной игрой, легкой, захватывающей, бескорыстной, свободной. Но для этого необходимо совершить переворот, привести к власти людей с детским сознанием, с детской наивностью, детской мудростью...

Почти буквально исполняются сегодня слова Гесиода о четвертом железном веке, в котором младенцы будут рождаться с седыми висками. Современный мир - апокалиптический спектакль, в нем даже дети похожи на чиновников, а игрушки точно воспроизводят уменьшенные предметы взрослого - компьютеры, автоматы, домашнюю утварь... Герои современных сказок - дети или животные - как две капли воды имитируют взрослых: агрессивные бандиты монстры-черепашки, пожирающие в бесконечных количествах мондиалистскую пиццу, жадный и тупой ростовщик дядюшка Скрудж, типичный взрослый англо-саксонский ублюдок, и все в том же духе. Нынешние дети - антидети, их виски седы, их взгляды пусты, их интересы материальны, их расчеты циничны. Что делать: железный век, четвертый цикл. Экстремум вырождения.

Но вместе с тем то здесь, то там ловишь в детских глазах странную, солнечную радость. Тайный орден малюток знает что-то, во что с трудом верится революционерам в годах. Будто лучи Золотой Короны пробиваются сквозь нынешние сумерки... Будто посланцы Венценосного Младенца, рассеянные среди обычных детишек, готовят какой-то невероятный заговор, который перевернет ход истории, потрясет ветхий мир, развяжет эсхатологическое восстание Любви.... Вопреки всякой очевидности что-то подсказывает - Puer Ludens возвращается, а вместе с ним и Золотой Век, власть детей, Великая Реставрация.

ПОД ЗНАМЕНЕМ БОГИНИ

Историк Бахофен блестяще доказал в своей работе "Материнское право" ("Mutterrecht"), что нашей патриархальной цивилизации, основанной на главенстве мужчины, предшествовала иная цивилизация - цивилизация женщин. В какой-то момент мужчина смог осуществить революцию против "материнского права", и с тех пор социальная психология самых различных народов и цивилизаций основывается на владычестве мужчин. Женщине отведена социально вспомогательная роль, она вытеснена из публичной сферы и привязана к пространству дома, семьи, хозяйства. В некотором смысле она низведена до уровня домашнего животного или прислуги. Иудаистическая традиция называет женщину "телесным органом мужчины, получившим самостоятельность". Особенно последовательные и радикальные выводы относительно патриархального устройства общества сделали семитские народы и авраамические религии (иудаизм, ислам). Но и в индоевропейских традициях женская мифология почти всегда относится к пережиткам более древних исторических пластов, а актуальным пантеоном управляет мужское божество. Но все же, помимо "дневного" социального порядка и официальных идеологий (религий), в психике индоевропейцев сохранились глубинные уровни, сублиминальные мотивы, коренящиеся в периоде "материнского права". В эпохи духовных потрясений, социальных катаклизмов, высшего напряжения арийской души эта тематика Священной Женщины, Белой Дамы, Weisse Frau всплывает с поразительной регулярностью. Римские весталки и фракийские колдуньи, культы Афродиты и Кибелы, женское священство гностического периода раннехристианской Церкви и поклонение Пресвятой Богородице, куртуазная традиция Средневековья и лютеранский протест против католического целибата жречества - все это следы ушедшего изначального мифа, в котором главным действующим лицом была Женщина, Богиня, Мать и Жена, наполняющая своим световым присутствием космическую стихию. Утрата матриархата была катастрофой для мира Традиции. Почитание высшего начала как женского предполагало изначальную божественность не просто мира как структуры, но и мира как материи, субстанции. Вся реальность осознавалась как ткань метаморфоз, где нет смерти, но есть превращения, динамические траектории изобильной, бьющей через край жизни. Мужчина был окутан в женщину, которая выступала и вне и внутри него, которая служила ему и вдохновляла его, которая была одновременно и его "мыслью" и его "плотью". Златоволосая богиня Неба и Земли, пречистая Фрейя, мать богов и героев, она пропитывала своим присутствием быт и культ, созерцание и действие, искусство и созидание. Мужское начало было не противоположно женскому и не подчинено ему. Оно как Рыба в воде пребывало, сохраняя свою концентрированность, в вездесущей стихии Женщины-Мысли, Женщины-Мудрости. Индуистский тантризм, гностический миф о Софии и каббалистическая идея Шекины, женского присутствия Божества суть мотивы, восходящие к древнейшим эпохам арийского матриархата.

Патриархат не был победой мужчин. Он был их поражением, так как вместе с порабощением женщины случилось вырождение самого мужчины, который подчинил своему рациональному, дискретному сознанию, ставшему самостоятельным те сферы, которые ранее схватывались сердечной интуицией. Женщина-Мысль была сведена до уровня женщины-тела. Дух и материя, некогда тождественные в световом синтезе Богини, в ее присутствии, разделились, пришли в конфликт. Мужчина утвердил свою формальную логику, причинно-следственные поля. Мир отделился от Причины, два пола стали разделенными стеной, появилась идея линейного времени - продукт абсолютизации мужской ментальности, оторванной от женской интуиции, схватывающей целый цикл.

Вместе с тем началось вырождение и самой женщины. Низведенная до инструментальных функций, загнанная в тюремные пределы кухонь и огородов, она стала утрачивать свое духовное величие, обращая интуицию на земное, исподволь мстя мужчине истерикой, жаждой стяжательства, сознательно подчеркнутой бестолковостью, раздражающей рационального монстра времен патриархата. Лишь в роли блудницы сохранила женщина свое сакральное достоинство, униженное и осмеянное мужским прагматизмом, презрением, социальным позором, экономической подоплекой. Падшая София, Шекина в изгнании.

Эпоха революций дала надежду на Реставрацию. Валькирии и пассионарии восстаний, социальной борьбы и революционного террора вышли на авансцену истории. Казалось, что начинается эпоха торжествующей Электры. Роль женщин в коммунизме, нацизме огромна. Они поняли антирациональную линию этих учений, прониклись духом Великого Возвращения, который сквозил за этими современными внешне, но глубоко эсхатологическими учениями. Но в лоне нацизма и коммунизма матриархальные тенденции не были доминирующими. Наряду с женопоклонниками Людвигом Клагесом и Германом Виртом (основателем "Аненэрбе"), с жрицами германского культа - прекрасными Матильдой Людендорф и Мартой Кюнцель - существовали маскулинистические линии идиота Розенберга, философская муштра Боймлера и консервативные теории "трех К" ("Kueche, Kinder, Kirche"). Так же и при Советах: начавшись со свободной любви, всеобщего оргиастического восторга Переворота - с Веры Засулич, Ларисы Рейснер и практиковавшей сексуальную магию Александры Коллонтай, - все кончилось сталинским морализмом и обмещаниванием эротики в позднем Совдепе.

Феминистское движение изначально было связано с неоязычеством и оккультными организациями, носило подчеркнуто "антисемитический" (и антибуржуазный, одновременно) характер. Позже оно выродилось в либеральную карикатуру, где вместо светового преображения мира, женщины требовали лишь свободу превратиться в того отвратительного аппарата, которым является современный мужчина.

Национал-большевизм - последняя революционная доктрина истории. Она вбирает в себя все предшествующие антисистемные, нонконформистские идеологии, которые разрешаются в общем интеллектуальном и практическом синтезе. Конкретность экономических и социальных требований непротиворечиво перетекает в высшие сферы метафизики. Миф расшифровывается в деле, а не в рационализации. Поэтому пробуждение Спящей Красавицы, космической Девы, Weisse Frau, реставрация гиперборейского нордического матриархата, тантрическое торжество Шакти, произнесение великой формулы индуистских посвященных "Я есть Она" (которое тождественно утверждению Сохраварди "Я - Солнце", ana-l-shams) - наше святое дело, задача нашей Революции. Это национальное, мессианское дело России, дело социализма.

КЛЯНУСЬ ПРЕДВЕЧЕРНИМ ВРЕМЕНЕМ
1. "Воистину человек в убытке"
Вера в прогресс - чистая фикция. Пережиток оптимистического XVIII века. Ни одна религия не учит о прогрессе. Напротив, все они утверждают, что человечество следует курсом вырождения, упадка, грехопадения. От золотого века к железному. Сура Корана, которую любит цитировать гениальный Гейдар Джемаль, гласит: "Клянусь предвечерним временем: воистину человек в убытке".

Убыточность человека понимали не только священные учения. Уже в XX веке некоторые внешне современные идеологии подспудно обращались к идее циклического времени, предполагающего деградацию, на смену которой должен прийти новый золотой век. Самыми яркими из этих идеологий были национал-социализм и большевизм. Капиталистический буржуазный режим осознавался как предел дегенерации, против которой красные и коричневые романтики выдвигали блистательные перспективы Нового Мира, восстановленного золотого века. Активный пессимизм радикалов обращал волю масс на достижение двух целей: уничтожение выродишегося (ветхого) человечества и создание принципиальной новой райской цивилизации. Чистки и кровопролития большевиков и нацистов имели мистическую подоплеку. Это не эксцесс садизма, жестокости, антигуманности. Просто элите было очевидно: "воистину человек в убытке"! Предвечернее время неумолимо приближается к полночи. Но в утробе мрака уже зреет Новая Заря. Новый мир. Великий Полдень пророка Ницше. Коммунизм. Рай на земле.

2. В битве с "прогрессом"
В слове "прогресс" сконцентрирована доктрина "князя мира сего", либерального "антихриста" общества потребления. Упадок выдается за подъем, болезнь - за здоровье, кризис - за процветание, патология - за норму, монстр - за человека, гадина - за эталон морали.

Против "прогресса" логически должны быть представители всех религий, всех традиций. Это правый, консервативный фланг. Против "прогресса" выступают фашисты и консервативные революционеры, строители Нового Средневековья. Для них "прогресс" - материализм, торжество "торгашеской", космополитической ментальности. И самое парадоксальное, что против "прогресса" борются подлинные коммунисты, изначально противопоставившие инструментальное, манипуляционное улучшение положения рабочих в капиталистических странах (уловка антихриста) романтической, мистической перспективе "классовой борьбы" до последней капли крови, заре Революции.

"Человек в убытке" - это очевидно христианину, мусульманину, буддисту, фашисту, большевику. "Человека" надо преодолеть. Новый Человек должен сменить того, чья историческая миссия завершилась. Это не прогресс, но переворот. Не постепенное улучшение (а на самом деле, постепенное вырождение), но радикальная смена всех условий, систем, пропорций и параметров.

Единый фронт - традиционалисты и революционеры. Один враг, один метод, одна цель. Пылающее Новое... Раскошные сады обретенного рая после скрежета кровавой битвы, выворачивающей наизнанку опустившуюся тушку человечества...

3. Вкус полыни
Поражения копятся. Религии извращаются, забывают о своей собственной сердцевине. Общество роняет традиции. Вопросы духа интересуют только университетских очкариков. Попы послушно освящают банки. Муллы приторговывают недвижимостью. Ламы борются за экологию.

Фашистов разгромили, рассеяли и выжали из общества.

Хмуро слушают они свои марши, прячась по щелям.

Рухнула грандиозная конструкция Советов. Скурвилась партэлита, заснули омещанившиеся массы, сошли с ума разленившиеся чекисты. Только бабки с кастрюлами на анпиловских митингах размахивают пионерскими галстуками. Это все, что осталось от великого эсперимента...

Предвечернее время поглотило всех тех, кто оставался верен неизбежной заре даже в самую глухую пору ночи. Последовательно были проиграны козыри "брани духовной" (поражение Традиции), битвы за нацию (крах фашистских режимов), классовой борьбы (падение мирового соцлагеря). Ни одно из учений, направленных против неумолимой логики буржуазного вырождения, против "прогресса", против "антихриста", отныне не действенно, не эффективно, не достаточно. "Убыточность" человеческого фактора разъела даже то, что было изначально направлено на ее изживание, на ее преодоление.

Материальные факторы окончательно подчинили себе души людей. Нации рассеялись в космополитическом смешении. Капитал победил Труд, сделав его своей марионеткой, своим инструментом.

Наше поражение тотально. Наши ценности рассыпались в прах. Наши учебники и классики вызывают недоуменное пожатие плечами даже у нас самих. Мы преодолены "прогрессом", охвачены "антихристом", скуплены на бирже... Нас загнали в общее гетто, где христианин толкается локтями с социалистами и мусульманин отвоевывает миллиметр площади у фашиста, разъедаемого манией преследования.

Общий вкус полыни, вкус тотального поражения.

Все кончено?

4. Что делать?
Можно, конечно, опустить руки, и сетовать на неизбежность циклических законов. Полночь есть полночь. Но это означает ни больше ни меньше как "предательство". Своей пассивностью, сонностью, растерянностью мы как бы говорим: "Все наши предшественники пали напрасно. Реки крови друзей и врагов лились лишь для ублажения демона рока, Молоха истории, прожорливого автомата деградации." Настаивать каждому на своем тоже нелепо. Если нечто не действует, не дает результатов, глупо затыкать уши и прятать в ладонях глаза. Факт поражения нельзя отменить на основании самогипноза.

Только один путь есть у нас. Только один выход. Только одна возможность. Современный мир вытеснил на свою периферию, в подполье, в зону отбросов и отходов все те идеи, силы и качества, которые некогда правили цивилизацией. Святой и созидатель, гений и мученик, проповедник и визионер, завоеватель и император ютятся в общих подвалах современности. На поверхности же правят ростовщики убытка, процентщики вырождения, манипулирующие силой гравитации, которая оседлала человеческих скотов, эсхатологических микробов последних времен. Но все обездоленные, лишенные наследства, отброшенные, униженные, истоптанные должны, обязаны собраться для последнего действия.

Проклятые всех цветов, политических убеждений, каст, ориентаций, полов, национальностей, конфессий и толков, лишенные места в мире "прогресса" и либеральных ценностей, беженцы и ветераны всех проигранных войн истории помазаны одной целью - Восстание. Революция, единая и неделимая, как Любовь, как Родина, как Церковь, как Смерть. Нас спасет только общий знаменатель Отрицания. Отрицания тех, кто в центре. А в центре всего лишь "убывающий человек"...

Закамуфлированный миллионами полицейских и банковских счетов, тщедушный крошка Цахес, голый рахитичный урод, с призраками мыслей и протезами чувств. Стоит сдуть с него покрывало иллюзий, и перед нами останется жалкая горстка соплей... Это легко, это так легко - взять антихриста за оттопыренную губу...

Но чтобы сделать это мы обязаны сплавить воедино все то, что противостоит современному миру, "прогрессу". Никакой монополии на истину в наших катакамбах. Никаких теологических споров. Никаких доктринальных дискуссий. "Пистис София", Коран, апокрифы, Евангелие, "Капитал" и "Майн Кампф" одинаково верны и истинны. В нашей борьбе не должно быть фракций и сект. Мы все одинаково обобраны и отвержены. У нас общий враг. Пришло время создать партию еще более нового типа. Религиозную, националистическую, большевистскую, оккультную, субверсивную. За пределом всех разделительных линий.

Акт Восстания - вот что сделает нас братьями. Лишь в нем мы поймем друг друга. Лишь с ним мы опробуем наше учение.

Теорией может быть отныне только то, что объединяет необъединимое. И поверяет свою истинность взрывом отчаянного сопротивления. Вопреки всему мы выбрасываем над последним несдавшимся дзотом знамя Войны. Его цвет менее всего напоминает белесую простынь поражения. В нем сошлись все цвета прожитых жизней, продуманных мыслей, сожженных страстей. На нем знаки всех религий и орденов.

Тупые двуногие космической полночи, мы обязательно, несмотря ни на что, победим вас!

Клянусь предвечерним временем.

ГНОСТИК

Приходит время открыть всю правду, обнажить духовную сущность того, что пресмыкающиеся обыватели называют "политическим экстремизмом". Мы достаточно запутали их, меняя регистры наших политических симпатий, окрас наших героев, переходя от огня к холоду, от "правизны" к "левизне" и обратно. Все это была лишь интеллектуальная артподготовка, своего рода идеологическая разминка.

Мы напугали и ввели в соблазн и крайне правых и крайне левых, теперь и те и другие потеряли ориентиры, сбились с проторенных троп. Это замечательно. Как любил повторять великий Евгений Головин: "Тот, кто идет против дня, не должен бояться ночи." Нет ничего приятнее чувства, когда почва уходит у вас из под ног. Это первый опыт полета. Гадов это убьет. Ангелов закалит.

Кто же мы, на самом деле? Чей грозный лик все яснее проглядывает за парадоксальным радикальным политическим течением с пугающим названием "национал-большевизм"?

Сегодня на это можно ответить без двусмысленностей и уклончивых определений. Хотя для этого придется сделать краткий экскурс в историю духа.

В человечестве всегда существовало два типа духовности, два пути - "путь правой руки" и "путь левой руки". Первый характеризуется позитивным отношением к окружающему миру; в нем видится гармония, равновесие, благостность, покой. Все зло представляется частным случаем, локальным отступлением от нормы, чем-то несущественным, преходящим, не имеющим глубинных трансцендентных причин. "Путь правой руки" называется также "путем молока". Он не причиняет человеку особенных страданий, оберегает его от радикальных опытов, уводит от погружения в страдание, кошмар бытия. Этот путь ложный. Он ведет в сон. Идущие по нему никуда не дойдут...

Второй путь, "путь левой руки", видит все в обратной перспективе. Не молочная благостность, но черное страдание; не тихое успокоение, но терзающая, огненная драма расколотого бытия. Это - "путь вина". Он разрушителен, страшен, в нем царствует гнев и буйство. На этом пути вся реальность воспринимается как ад, как онтологическая ссылка, как пытка, как погруженность в сердце какой-то немыслимой катастрофы, берущей свое начало из самых высот космоса. Если в первом пути все кажется добром, то во втором - злом. Этот путь чудовищно сложен, но только он истинен. На нем легко оступиться, а еще легче сгинуть. Он ничего не гарантирует. Он никого не соблазняет. Но только этот путь правильный. Кто пройдет по нему - обретет славу и бессмертие. Кто выстоит - победит, получит награду, которая выше бытия.

Идущий по "пути левой руки" знает, что когда-то заключение кончится. Темница материи рухнет, преобразившись в небесный град. Цепь посвященных страстно готовит желанный миг, мгновение Конца, триумф тотального освобождения.

Два пути это не две разные религиозные традиции. Оба возможны во всех религиях, во всех вероисповеданиях, во всех церквях. Между ними не существует никаких внешних различий. Они касаются интимнейших сторон человека, его тайной сущности. Их нельзя выбрать. Это они выбирают себе человека, как жертву, как слугу, как инструмент, как орудие.

"Путь левой руки" называется "гнозисом", "знанием". Он так же горек, как знание, так же порождает скорбь и холодный трагизм. Когда-то в древности, когда человечество еще придавало духовным вещам решающее значение, гностики создавали свои теории на уровне философии, доктрины, космологических мистерий, на уровне культа. Постепенно люди дегенерировали, перестали обращать внимание на сферу мысли, погрузились в физиологию, в поиск индивидуального комфорта, в быт. Но гностики не исчезли. Они перенесли спор на уровень вещей, понятных современным обывателям. Одни из них провозгласили лозунги "социальной справедливости", разработали теории классовой борьбы, коммунизма. "Таинство Софии" стало "классовой сознательностью", "борьба против злого Демиурга, творца проклятого мира," обрела характер социальных баталий. Нити древнего знания тянутся к Марксу, к Нечаеву, к Ленину, к Сталину, к Мао, к Че Геваре... Вино социалистической революции, радость бунта против сил рока, священная берсеркеровская страсть к тотальному разрушению того, что черно, ради обретения нового, нездешнего Света...

Другие противопоставили обыденности тайные энергии расы, шум крови. Против смешения, вырождения они воздвигли законы чистоты и новой сакральности, возврат к Золотому веку, Великое Возвращение. Ницше, Хайдеггер, Эвола, Гитлер, Муссолини облекли гностическую волю в национальные, расовые учения.

Правильно говорят, что коммунистам не было особого дела до рабочих, а Гитлеру - до немцев. Но отнюдь не из-за их цинизма. И те и другие были одержимы более глубоким, более древним, более абсолютным стремлением - общим гностическим духом, тайным и страшным светом "пути левой руки". Какие тут рабочие, какие "арийцы"... Дело совсем в другом.

Меж "красных" и "черных", "белых" и "коричневых" метались в духовных поисках творческие личности, также призванные на "путь левой руки", на путь гнозиса. Путаясь в политических доктринах, впадая в крайности, не в состоянии ясно выразить метафизические контуры своей одержимости, художники от Шекспира до Арто, от Микеланджело до Ээманса, от трубадуров до Бретона питались тайным вином страдания, жадно впитывая в обществе, в страстях, в сектах и оккультных братствах разрозненные фрагменты страшного учения, не оставляющего возможности улыбаться. Тамплиеры, Данте, Лотреамон... Они не улыбались никогда в жизни. Это признак особой избранности, след чудовищного опыта, который был общим для всех "путников левой руки". Гностик смотрит на наш мир своим тяжелым взглядом. Тем же взглядом, что и его предшественники, звенья древней цепи избранников Ужаса. Отталкивающая картина предстает его взгляду. Обезумевший в потребительском психозе Запад. Отвратительный в своей несообразительности и жалкой покорности Восток. Затонувший мир, планета, лежащая на дне.

"В подводных лесах бесполезен порыв и прекращается жест..." (Е.Головин)

Но гностик не оставит своего дела. Ни сейчас, ни завтра, никогда. Более того, есть все основания внутренне торжествовать. Разве не говорили мы наивным оптимистам "правой руки" куда заведет их чрезмерное онтологическое доверие? Разве не предсказывали мы вырождение их созидательного инстинкта до той гротескной пародии, которую представляют собой современные консерваторы, смирившиеся со всем, чему ужасались их более симпатичные (но не менее лицемерные) предшественники пару тысячелетий назад? Они нас не послушали... Теперь пусть пеняют на себя и читают книжки "нью эйдж" или пособия по маркетингу.

Мы никого не простили; мы ничего не забыли.

Мы не обманулись сменой социальных декораций и политических актеришек.

У нас очень долгая память, у нас очень длинные руки.

У нас очень суровая традиция.

Лабиринты бытия, спирали мысли, водовороты гнева...

 
 
ГИ ДЕБОР МЕРТВ. СПЕКТАКЛЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
 

30 ноября 1994 года в возрасте 62 лет покончил с собой Ги Дебор. Его имя давно стало мифом. Ситуационистский Интернационал, который он создал (на конференции в Козио д'Аросчиа 27 июля 1957 г.) и возглавлял многие годы, вошел в историю как одно из самых радиальных политических образований истории. Его боялись и им восхищались толпы. Он был одним из авторов и главных вдохновителей неудачных европейских революций 1968. Он умер от безысходности и осознания полного поражения нонконформизма на Западе и тотального триумфа Системы.

1. Разоблачил Чарли Чаплина

В веселую эпоху начала 50-х, когда авангардист Мишель Мурр, переодетый доминиканцем, провозглашает во время пасхальной седьмицы в Нотр-Дам длинную суперрадикальную ницшеанскую проповедь, когда "ателье экспериментального искусства", выставив работы некоего Конго и получив позитивный отзыв авангардных критиков, объявляет, что автором работ была обыкновенная шимпанзе, в нонконформистскую вселенную врывается молодой гений Ги Дебор, радикальный, глубокий и беспощадный. Он поражает всех энергией, мужеством и талантом, а также способностью удивительно много пить. "В своей жизни я только читал и пил, - писал позднее сам Дебор.- Хотя прочел я много, но выпил гораздо больше. Я написал меньше других людей, занятых письмом, но выпил я, точно, больше других людей, занятых питьем."

Первым скандальным подвигом Дебора был страшный выпад против Чарли Чаплина по случаю его приезда в 1952 в Европу. Дебор обозвал этого сопливого комика-гуманиста "мошенником чувств и шантажистом страданий". Воззвание заканчивалось словами: "Go home, Mister Chaplin!" Уже в этом заметна основная линия будущего ситуациониста Дебора - неприязнь к буржуазным суррогатам масс-культуры, особенно тогда, когда они отмечены лживым прогрессизмом и фарисейским гуманизмом. Борьба против правых и разоблачение левых - такова сущность позиции Дебора. Иными словами, радикальное восстание против Системы и ее коварного тоталитаризма, замаскированного под "демократию". Неудивительно, что более умеренные леваки отказываются от Дебора, пугаясь его бескомпромиссности и последовательности. Постепенно и сам Дебор формулирует свою неподражаемую критику "авангарда":

"Одной из характерных черт развитой буржуазии является вначале признание принципа свободы интеллектуального или художественного творчества, на следующем этапе - борьба с этим творчеством, и наконец - использование результатов этого творчества в своих интересах. Буржуазии необходимо поддерживать в небольшой группе людей критическое чувство и дух свободного исследования, но лишь при условии сосредоточения этих усилий в узко ограниченной сфере и старательного удерживания критики от обобщений и перенесения на все общество в целом.<...> Люди, которые выделились в сфере нонконформизма, принимаются Системой в себя по отдельности, но лишь за счет отречения от глобальных обобщений и при согласии на строго ограниченные и фрагментарные области для творчества. Именно поэтому термин "авангард", столь удобный для буржуазных манипуляций, сам по себе подозрителен и смехотворен".

2. Восстание против "Общества Спектакля"

Главным трудом Ги Дебора, ставшим современной классикой, является "Общество Спектакля". В нем автор выносит беспощадный приговор современности, этой "эпохе одиноких толп". "Подобно тому, как отдых определяется тем, что он - не работа, так и спектакль определяется тем, что он не есть жизнь". Современный мир, следовательно, есть изоляция, репрезентация и смерть. Вместо объединяющего живого опыта в нем царствуют законы образов, мелькающие картинки, лишь изображающие реальность. Дебор, развивая линию Фромма, обнаруживает, что социальная деградация либеральной Системы зашла в последнее время значительно дальше. Вначале "быть" превратилось в "иметь". А сегодня исчезло и "иметь", превратившись в "казаться". Вначале буржуазный мир подчинил своим индустриальным законам природу, потом он же подчинил себе и культуру. Спектакль уничтожил историю. "Конец истории есть приятный отдых для всякой существующей власти."

Подавив в человеке и обществе вкус реального, заменив состояние и опыт "репрезентацией", Система выработала сегодня самый совершенный метод эксплуатации и порабощения. Раньше она делила людей на сословия, потом силой загоняла на фабрики и в тюрьмы, сегодня она приковала их к телевизору. Так она окончательно победила Жизнь.

"Беспрестанное накопление образов дает зрителю ощущение того, что все позволено, но в то же время внушает уверенность, что ничего не возможно. На все смотрите, но ничего не трогайте. Современный мир становится музеем, где главным охранником служит сама пассивность посетителей".

Гениальное определение сущности общества спектакля. Не прозрение ли в глубину этой страшной истины толкнула восставших русских в октябре 1993 на безнадежный штурм Останкино, высшего символа абсолютной лжи Системы? Быть может, восставшие тогда интуитивно воплощали заветы Дебора: "Формулу для переворачивания мира надо искать не в книгах, но в конкретном опыте. Надо сойти с намеченной траектории среди бела дня, так, чтобы ничто не напоминало о бодрствовании. Поразительные встречи, неожиданные препятствия, грандиозные предательства, рискованные очарования - всего этого будет предостаточно в этом революционном и трагичном поиске Грааля Революции, которой никто не хотел."

3. Новый марш на Останкино

После провала революции 1968 года Ги Дебор стал все меньше и меньше уделять внимание своему Интернационалу, и в 1972 тот самораспустился. Время от времени Дебор еще публиковал статьи и снял несколько фильмов, но горечь поражения была слишком глубока. Даже его бескомпромиссная критика Системы была успешно проглочена Системой, его главное произведение стало общеобязательной классикой, на которую все ссылались, но мало кто читал. Выражение "Общество Спектакля", столь насыщенное и страшное в устах самого Дебора, стало общим местом в политическом лексиконе, утратив свой революционный, нонконформистский, разоблачительный заряд.

Самого Дебора маргинализировали, изолировали и "рекуперировали". Ситуационисты исчезли, и лишь некоторые "анархисты справа" и европейские эволаисты (в частности, Филипп Байе) пытались, правда безуспешно, снова придать его идеям некоторую актуальность. Но Запад продвинулся по пути спектакля гораздо дальше, чем мы можем себе представить. Никогда еще смерть не правила миром с такой абсолютностью и с какой ужасающей наглядностью, как сегодня в либеральном мире. Самоубийство Ги Дебора - последняя точка, поставленная кровью $живого человека# под приговором Обществу Спектакля. Возможно, что после него на Западе уже не осталось никого, кто мог бы покончить с $собой#, так как истинным "я" там уже никто не обладает.

Выборы Ширака, успехи "Проктор и Гэмбл", последнее турне Мадонны, Анри Бернар-Леви строчит новый рекламный текст для буржуйского Ив Сэн-Лорана, пусто улыбается биоробот Наоми Кэмпбэлл, демократично сверстанная в пробирке из сперматозоидов представителей всех четырех человеческих рас... Все больше времени проходит с момента незамеченной смерти Свидетеля...

Зверь колышет свое телеэкранное тело, угрюмо наползая на растерянный, ничего не понимающий, агонизирующий, сдающийся Восток.

Но все же... Все же надо, необходимо снова и снова нам подниматься и идти на Останкино. Вместе с живыми и мертвыми. Вместе с Ги Дебором. Эта зловещая телебашня - фаллос сатаны, порождающий ядовитый гипноз "общества спектакля". Взорвав ее, мы кастрируем самого демона насилия, скрывающегося за ветхими масками марионеток Системы.

Рано или поздно бесконечный спектакль окончится. Тогда мы будем мстить. Безжалостно.
 

ПОРОГ СВОБОДЫ

Пересмотр привычных идеологических клише и выработка новой Революционной Теории или Всеобщей Теории Восстания чаще всего заставляет обращаться к крайне правым и крайне левым политическим учениям, к национализму (традиционализму) и социализму (коммунизму). От правых берется политическая сторона, от левых - экономическая. В этом - смысл национал-большевизма, Консервативной Революции, Третьего Пути. При этом главным идеологическим врагом оказывается либерализм или либеральная демократия, в которой пропорции являются обратными: левая политика и правая экономика. В каком-то смысле либерализм становится синонимом абсолютного идеологического, политического и духовного противника. Это верно. Но использование термина "либерализм", происходящего от слова "libertas", "свобода", может привести к ложному выводу об отрицании самой Свободы. А вот это уже неверно.

Либерализм предполагает отнюдь не полную свободу индивидуума, но лишь его экономическую свободу. Более того, либеральная философия единодушно отрицает в человеке любые внерациональные, сверхиндивидуальные элементы, считая их иллюзией, пережитком, фикцией. Поэтому либерализм оперирует только с рационально-индивидуалистической формой, с тем "homo economicus", "человеком экономическим", который движим лишь эгоистическим стремлением к благосостоянию, наслаждению, комфорту, обладанию. Все остальные пласты человеческой личности считаются второстепенными и несущественными.

Такое представление о человеке заведомо ограничивает его основополагающую свободу, которая является его видовым достоянием - свободу человека быть, кем он хочет. Эта воля лежит в основании человека как существа преодолевающего, наделенного бесценным даром выходить за рамки своей конкретной ограниченности, причем делать это по своему желанию. Экономическая свобода "открытого общества" есть нечто противоположное подлинной духовной свободе; либерализм рассматривает человека как нечто фиксированное, законченное, озабоченное лишь оптимизацией условий существования, и никак не волевым преображением своей конкретной природы. Фактически, либерализм отказывает человеку в его бытийном достоинстве, приравнивает его к "мыслящему монстру" с абсолютизированным и поставленным в центр всего "эго".

Человек может реализовать свое духовное достоинство только через волевое самопреодоление. При этом есть два пути такой реализации, которые зависят от человеческой склонности. Первый случай называется в индуизме "дэва-яна", "путь богов". В нем духовная свобода воплощается в стяжании высшего "Я", в личном, персональном "обожении", в становлении Сверхчеловеком. Это - путь внутрь. Второй путь - "питри-яна", "путь предков" - имеет отношение к добровольному сплавлению с органическим человеческим коллективом, с социальной группой, нацией, расой, с родом или семьей. В таком случае индивидуум преодолевает свою ограниченность через отождествление себя с новым коллективным существом, с общиной, в которой он расстворяется и ради которой живет и умирает.

По мере такой реализации, такого расширения индивидуального горизонта происходит и смещение самого понятия "свобода". С некоторого момента человек начинает прикладывать это определение к той высшей реальности, с которой он постепенно отождествляется. Проще всего это проследить на примере "пути предков", предназначенного для большинства людей (тогда как "путь богов" - дело избранного меньшинства, элиты). Так, человек общины, человек Традиции воспринимает свою индивидуальную свободу через свободу своей семьи, своего рода, своего племени, своего класса, своей страны.

Принадлежность к группе, в которой такой человек видит свое подлинное "я", осознается и переживается тогда настолько полно, что ради свободы органического коллектива человек сознательно приемлет строгую дисциплину, идет на отказ от определенных индивидуальных возможностей, вплоть до готовности умереть за свободу своей общины. Этот момент лежит в основе патриотизма, национализма, служения социальным идеалам и т.д. В данном случае полностью правомерно утверждение: человек не может быть свободен, если не свободен тот народ, та община, к которым он принадлежит и частью которых он является.

В случае "пути богов" свобода имеет еще более абсолютный и сверхиндивидуальный смысл, подразумевающий выход по ту сторону тех ограничений, который ставит перед воплощенным существом космическая среда. Это - идеал "выхода из космоса", становление Абсолютом. Индусы называют людей, осуществивших это, "дживанмукта", "освобожденные при жизни". Для такой категории избранных не существует преград ни в жизни, ни по ту сторону могилы; они облекаются в сияние предвечной славы, и их свобода окрывается как атрибут божества.

Есть, конечно, и промежуточные формы реализации свободы, сопряженные с феноменом "героизма". Герой - это человек, сочетающий "путь богов" и "путь предков". Он совершает невероятные подвиги, приоткрывающие его сверхчеловеческое качество, но во имя людей, во имя общины, нации, государства, класса. Это не аскет и не доброволец, это одинокий революционер, вышедший за условности обычного человечества, но сохранивший органическую связь с той общиной, из которой он возник и на благо которой он отдает свою жизнь. Это тоже путь свободы, подлинной, неотчуждаемой, светоносной, жертвенной.

Ясно, что либерализм не имеет ко всему этому ни малейшего отношения. Он отрицает аскетов как неудачников, коллективистов как слабаков, нуждающихся в "круговой поруке", а героев держит за опасных маньяков и террористов. Начертав на своих знаменах слово "свобода", как в оруэлловской антиутопии, либералы трактуют ее таким образом, чтобы подлинная свобода была исключена из самого определения. Навязывая всем людям необходимость быть в одиночестве, индивидуализм, рационализированный эгоизм, либералы одновременно жестоко вырезают в человеке все идеальное, все духовное, все жертвенное, все то, что выводит индивидуума из экзистенциальной "заброшенности" ("Geworffenheit" Хайдеггера).

Порог свободы сопряжен с самой тайной человеческого вида. Эту свободу никто не может гарантировать нам извне. Ни либералы, ни их противники. Это динамическая траектория нашей судьбы; лишь в действии мы доказываем свое достоинство, лишь в преодолении, в жертве, в героизме, в агрессивном идеализме мы становимся чем-то ценным. Человек - это не цель, это путь между одним и другим. "Человек - это стрела, брошенная к Сверхчеловеку". Такое определение Ницше является кратчайшим изложением антилиберальной, антикапиталистической, антидемократической доктрины.

Не следует идти на поводу у наших врагов, искусственно пытающихся сделать из нас поборников "тоталитаризма", "держиморд", апологетов "полицейского террора" и "всеобщей казармы". Наша цель - свобода: свобода нации от атлантистского ига, свобода труда от оков капитала, свобода гения от диктатуры идиота-чиновника. Свобода быть чем-то большим, чем человек, а значит быть абсолютным человеком, верным тому таинственному завету, которой божество вложило в самый центр нашей души, как миссию, как задание, как цель, что мы все призваны осуществить в жизни или в смерти. Но эта свобода несовместима с душными камерами "общества потребления", с "открытым обществом" шкурных торговцев, желающих застраховаться от всего идеального, чистого, жертвенного, материально немотивированного.
 

ФАШИЗМ БЕЗГРАНИЧНЫЙ И КРАСНЫЙ
 

В XX веке существует всего три идеологические формы, которые смогли доказать реалистичность своих принципов в вопросе политико-государственной реализации - это либерализм, коммунизм и фашизм.

При всем желании невозможно назвать иную модель общества, которая не была бы одной из форм этих идеологий и одновременно существовала бы в реальности. Есть либеральные страны, есть коммунистические и есть фашистские (националистические). Других нет. И быть не может.

В России мы прошли два идеологических этапа - коммунистический и либеральный.

Остается фашизм.

1.Против национал-капитализма

Одна из версий фашизма, которую, кажется, уже сегодня готово (или почти готово) принять российское общество - это национал-капитализм.

Почти нет сомнений, что проект национал-капитализма или "правого фашизма" является идеологической инициативой той части элиты общества, которая всерьез озабочена проблемой власти и четко ощущает веление времени.

Однако "национал-капиталистическая", "правая" вариация фашизма отнюдь не исчерпывает сущности этой идеологии. Более того, союз "национальной буржуазии" и "интеллигенции", на котором, согласно некоторым аналитикам, будет основан грядущий русский фашизм, представляет собой яркий пример того, что, на самом деле, совершенно чуждо фашизму как мировоззрению, как доктрине, как стилю. "Доминация национального капитала" - это марксистское определение фашистского феномена. Оно абсолютно не учитывает специфической философской саморефлексии фашистской идеологии, сознательно игнорирует базовый, корневой пафос фашизма.

Фашизм - это национализм, но национализм не какой-нибудь, а революционный, мятежный, романтический, идеалистический, апеллирующий к великому мифу и трансцендентной идее, стремящийся воплотить в реальности Невозможную Мечту, родить общество героя и Сверхчеловека, преобразовать и преобразить мир. На экономическом же уровне для фашизма характерны, скорее, социалистические или умеренно социалистические методы, подчиняющие личные, индивидуальные экономические интересы принципам блага нации, справедливости, братства. И наконец, фашистский взгляд на культуру соответствует радикальному отказу от гуманистической, "слишком человеческой" ментальности, т.е. от того, что составляет суть "интеллигенции". Фашист ненавидит интеллигента как вид. В нем он видит замаскированного буржуа, претенциозного мещанина, болтуна и безответственного труса. Фашист любит зверское, сверхчеловеческое и ангелическое одновременно. Он любит холод и трагедию, он не любит тепла и комфорта. Иными словами, фашизму претит все то, что составляет сущность "национал-капитализма". Он борется за "доминацию национального идеализма" (а не "национального капитала") и против буржуазии и интеллигенции (а не за нее и не вместе с ней). Точно определяет фашистский пафос знаменитая фраза Муссолини :"Вставай, фашистская и пролетарская Италия!"

"Фашистская и пролетарская" - такова ориентация фашизма. Рабочая и героическая, воинственная и созидательная, идеалистическая и футуристическая идеология, не имеющая ничего общего с обеспечением дополнительного государственного комфорта торгашам (пусть даже тысячекратно национальным) и синекуры для социально паразитирующей интеллигенции. Центральные фигуры фашистского государства, фашистского мифа - крестьянин, рабочий, солдат. Вверху, как высший символ трагической борьбы с роком, космической энтропией - божественный вождь, дуче, фюрер, сверхчеловек, реализующий в своей надиндивидуальной персоне предельное напряжение национальной воли к подвигу. Конечно, где-то на периферии есть здесь место и честному гражданину-лавочнику и университетскому профессору. Они тоже надевают партийные значки и выходят на праздничные митинги. Но в фашистской реальности их фигуры блекнут, теряются, отступают на задний план. Не для них и не ими делается национальная революция.

В истории чистый, идеальный фашизм не получил прямого воплощения. На практике насущные проблемы прихода к власти и наведения хозяйственного порядка заставляла фашистских лидеров - и Муссолини, и Гитлера, и Франко, и Салазара - заключать альянсы с консерваторами, национал-капиталистами, крупными собственниками и главами концернов. Но этот компромисс всегда кончался для фашистских режимов плачевно. Фанатический антикоммунизм Гитлера, подогреваемый германскими капиталистами, стоил Германии поражения в войне с СССР, а поверивший в честность короля (выразителя интересов как раз крупной буржуазии) Муссолини был им же сдан в 1943 ренегатам Бардольо и Чано, бросившим дуче в тюрьму и тут же кинувшимся в объятия американцев.

Дольше всех удалось продержаться Франко, да и то за счет уступок либерально-капиталистическим Англии и США и отказу от поддержки родственных идеологически режимов стран Оси. Кроме того Франко настоящим фашистом не был. Национал-капитализм - это внутренний вирус фашизма, его враг, залог его вырождения и гибели. Национал-капитализм никак не является сущностной характеристикой фашизма, будучи, напротив, случайным и противоречивым элементом в его внутренней структуре.

Следовательно, и в нашем случае, в случае нарастающего русского национал-капитализма, речь идет не о фашизме, а о попытке заранее извратить то, чего нельзя избежать. Такой псевдофашизм можно назвать "превентивным", "упреждающим". Он спешит заявить о себе до того, как в полной мере родится и окрепнет в России фашизм подлинный, настоящий, радикально революционный и последовательный, фашистский фашизм. Национал-капиталисты - это бывшие партийные руководители, привыкшие властвовать и унижать народ, ставшие затем из конформизма "либерал-демократами", а ныне, когда этот этап закончился, принявшиеся столь же рьяно рядиться в национальные тоги.

Партократы, вместе с услужливой интеллигенцией, превратив в фарс демократию, видимо, решительно собрались загадить и отравить наступающий на общество национализм. Сущность фашизма - новая иерархия, новая аристократия. Новизна состоит как раз в том, что иерархия строится на естественных, органичных, ясных принципах - достоинство, честь, мужество, героизм. Ветхая иерархия, которая стремится протащить себя сегодня в эру национализма, как и прежде, основана на конформистских способностях: "гибкость", "осторожность", "вкус к интригам", "подхалимство" и т.д. Явный конфликт между двумя стилями, двумя человеческими типами, двумя ценностными системами неизбежен.

2. Русский социализм

Совершенно неправомочно называть фашизм "крайне правой" идеологией. Это явление гораздо точнее характеризуется парадоксальной формулой "Консервативная Революция". Это сочетание "правой" культурно-политической ориентации - традиционализм, верность почве, корням, национальной этике - с "левой" экономической программой - социальная справедливость, ограничение рыночной стихии, избавление от "процентного рабства", запрещение биржевых спекуляций, монополий и трестов, примат честного труда. По аналогии с национал-социализмом, который часто называли просто "немецким социализмом", о русском фашизме можно говорить как о "русском социализме". Этническая спецификация термина "социализм" в данном контексте имеет особый смысл. Речь идет об изначальной формулировке социально-экономической доктрины не на основе абстрактных догм и рационалистических законов, но на основе конкретных, духовно-этических и культурных принципов, органически сформировавших нацию как таковую. Русский социализм - это не русские для социализма, но социализм для русских. В отличие от жестких марксистско-ленинских догматов, русский национальный социализм исходит из того понимания социальной справедливости, которое характерно именно для нашей нации, для нашей исторической традиции, для нашей хозяйственной этики. Такой социализм будет более крестьянским, чем пролетарским, более общинным и кооперативным, чем государственным, более регионалистским, чем централистским - все это требования русской национальной специфики, которая найдет свое отражение в доктрине, а не только на практике.

3. Новые люди

Строить такой русский социализм должны "новые люди", новый тип людей, новый класс. Класс героев и революционеров. Останки партноменклатуры и их ветхий строй должны пасть жертвой социалистической революции. Русской национальной революции. Русские истосковались по свежести, по современности, по неподдельному романтизму, по живому соучастию в каком-то великом деле. Все то, что им предлагается сегодня, либо архаично (национал-патриоты), либо скучно и цинично (либералы).

Танец и атака, мода и агрессия, чрезмерность и дисциплина, воля и жест, фанатизм и ирония забурлят в национальных революционерах - юных, злых, веселых, бесстрашных, страстных и не знающих границ. Им - строить и разрушать, править и исполнять приказания, осуществлять чистки врагов нации и нежно заботиться о русских стариках и детях. Гневным и веселым шагом приблизятся они к цитадели ветхой, прогнившей Системы. Да, они кровно жаждут Власти. Они знают, как ей распорядиться. Они вдохнут в общество Жизнь, они ввергнут народ в сладостный процесс творения Истории. Новые люди. Наконец-то умные и отважные. Такие, как надо. Воспринимающие внешний мир как удар (по выражению Головина).

Французский фашистский писатель Робер Бразийяк перед самой смертью произнес странное пророчество: "Я вижу, как на Востоке, в России восходит фашизм, фашизм безграничный и красный".

Заметьте: не блеклый, коричневато-розоватый национал-капитализм, а ослепительная заря новой Русской Революции, фашизм безграничный, как наши земли, и красный, как наша кровь.

КАПИТАЛИЗМ: ИНДИВИДУАЛЬНОЕ И ОБЩЕСТВЕННОЕ
(В МАРКСИСТСКОЙ И ТРАДИЦИОНАЛИСТСКОЙ ПЕРСПЕКТИВАХ)

Часть 1 Богатство реальности и нищета рефлексии

1. Мы переживаем интереснейший момент в истории развитии цивилизаций. Множество тенденций сегодня обнаруживают свое историческое разрешение. Поверяются историей прозрения и предсказания лучших умов цивилизации. Сегодня можно окончательно вынести суждение: кто был прав, кто ошибался, кто оказался провидцем, кто галлюцинировал.

2. Сегодня как никогда ранее является актуальным вопрос о философском содержании "капитализма", об онтологии Капитала, о содержательной и эсхатологической стороне его развития, о его соотношении с остальными фундаментальными реалиями человеческого бытия.

3. Если оглянуться вокруг, мы замечаем однако парадоксальную картину: чем богаче содержательная сторона исторического момента, тем беднее социальная рефлексия, тем бледнее диагнозы и банальнее осмысление, пассивнее выводы, и невразумительней решения.

4. Сегодня капитализм одержал судьбоносную победу. Возможно, кризис социальной мысли - это одно из последствий такой победы. Отныне капитал мыслит за нас, вместо нас, отводя человеческому сознанию роль пассивного инструментального обсчета одномерных моделей "экономикса". Капитал завершает общий путь дезонтологизации мысли, вскрытой как основной процесс современного Запада гениальным Хайдеггером.

Часть 2 Онтология Капитала

1. Вопрос о том, что такое Капитал, сегодня может быть успешнее, чем раньше. Ясно одно, что мы должны поставить вопрос самым серьезным образом - если Капитал побеждает в истории, значит это очень серьезно.

2. Говорили ли Маркс и Ленин об онтологии Капитала? Нет. Они были диалектиками. Но среди марксистов этот вопрос косвенно поднимался - в первую очередь Дьердем Лукачем ("Онтология общественного бытия").

3. Новейшее время внесло определенные коррекции. Главное: теперь мы можем поставить вопрос более свободно.

4. Осмысление конкретной темы. избранной нами для доклада КАПИТАЛИЗМ: ИНДИВИДУАЛЬНОЕ и ОБЩЕСТВЕННОЕ требует от нас сделать некоторый экскурс в проблему онтологии капитала.

5. Явно у Капитала есть какое-то глубинное измерение, ведь тень капитализма меняет параметры цивилизационного бытия, а не просто систему хозяйствования. Впрочем, система хозяйствования никогда не существовала в отрыве от более глобального культурного контекста, являясь продолжением общего комплекса.

6. Капитал творит с человеком метаморфозы. Какого рода? Чтобы понять это, имеет смысл обратиться к автору, который никогда не занимался экономическими проблемами, но которого, тем не менее, стало в последнее время общим местом сравнивать с Марксом. Я имею в виду французского философа Рене Генона.

7. Откуда напрашивается эта аналогия (впервые сформулированная французским философом Рене Алле)? Из изучения книги Генона "Царство количества и знаки времени". В ней Генон указывает на "материализацию" миру, на его переход к уровню количественного существования в терминах, аналогичных марксистскому анализу Капитала и его исторической роли. Особенно интересны прозрения раннего Маркса относительно "реальной доминации Капитала".

8. По Генону "материя", а точнее, materia signata quantitae, есть принцип "индивидуации". Иными словами, чистый архетип, окунаясь в материю, приобретает индивидуальные черты, которые в последнем счете есть погрешность, свойственная несовершенному отражению совершенного оригинала. Материя таким образом представляет собой инстанцию "привации", лишения, источник отчуждения.

9. По Генону это самый внешний уровень бытия. По мере движения к центру онтологии, материальное снимается, истончается, но вместе с ним истончается и пропадает индивидуальное.

10. Историческое видение Генона заключается в постулировании направления движения мира от идеального онтологического полюса к полюсу материальному и не-онтологическому.

11. Этот второй материальный полюс, сопряженный с индивидуацией, отчуждением и максимализацией погрешностей, лежащей в основе индивидуации как таковой, удивительно напоминает описанную Марксом "реальную доминацию капитала".

12. Если принять идеовариативность геноновского материального полюса и марксистской "реальной доминации капитала" - оба сопряжены с принципом индивидуализации - то можно осознать максимализацию капиталистического строя (преодолевающего все препятствия) с его системой ценностей (основанных как раз на абсолютизации и экзальтации индивидуального начала) как глубоко эсхатологический феномен, сопряженный с Концом Истории. И здесь Генон и Фукуяма идеально сочетаются друг с другом (хотя с обратным знаком).

Часть 3. Капитал как экзальтация разделения

1. Индивидуальное проистекает из самой сущности материи по Генону. Индивидуализм является философским основанием современного либерализма, восходящего к конструкциям Мандевилля и Локка и заканчивающимся Поппером, Хайеком, новыми философами. Капитал разделяет и отчуждает, дробит, абсолютизирует индивидуальное, экзальтирует погрешность.

2. Капитал никогда не объединяет, не является предметом солидарности. Он только разъединяет. И все, кто служит ему, отдаляются друг от друга.

Часть 4 Магокреативные потенции Капитала

1. Капитал подобен "материя прима", в индуизме - "пракрити" еще и тем, что он способен порождать собственный мир. Но мир, рожденный пракрити, есть майя, двусмысленная силовая иерофания. Мир, порождаемый Капиталом, есть Спектакль, Зрелище. Подобно тому, как проницательное онтологическое зрение индуистских или буддистских традиционалистов распознает подвох в стихии материального мира - в мире майи, в колесе самсары, так пронзительный взгляд марксистских критиков Капитализма - таких как Жорж Батай или Ги Дебор - распознает фиктивную природу "общества зрелищ".

2. Капитал порождает "общество спектакля" также как пракрити порождает миры майи.

3. В чем иллюзорность для традиционалиста миров майи? В том, что часть выдает себя за целое, фрагмент - за нечто законченное. В Традиции индивидуум, человеческое эго рассматривается как иллюзия, как корень заблуждения, невежества об истинной природе реальности, как сокрытие высшего архетипического "я", которое свободно от искажающего воздействия индивидуализирующей материи.

4. В чем иллюзорность "общества Спектакля", порожденного Капиталом, для марксистов? В том, что Капитал фальсифицирует "общественное бытие", соучастие индивидуума в чем-то большем, чем он сам, подменяя соучастие и сопереживание - экранной имитацией, множественным ансамблем симулякров.

5. Из такого сопоставления следует важный вывод: там, где у традиционалистов (Генона и т.д.) находится мир высших трансцендентных принципов, у марксистов и коммунистов - онтология общественного бытия.

6. В определенной эсхатологической точке по мере сближения реальности Капитала с традиционалистской концепцией финальной солидификацией мира, с его окончательным подпаданием под бремя космической иллюзии материальной множественности, происходит сближение альтернатив, выдвигаемых как традиционалистами так и марксистами. Общественное (коммунистов) и принципиальное, духовное (традиционалистов) сливаются через противопоставление абсолютизирующемуся Индивидуальному, выраженному в "реальной доминации капитала".

7. Показательна предложенная марксистом Дел╠зом формула о переходе новой фазы капитализма от традиционного марксова символа крота к символу змеи. Но именно царством змея-антихриста считают традиционалисты нынешние апокалипсические времена.

Часть 5 Общественное в буржуазной системе - следствие примеси гетерогенного элемента

1. Могут возразить, что капиталистические и буржуазные модели способны к социальной мобилизации, к революции, к созданию классовых систем и проектов, имеющих транс-индивидуальное измерение.

2. Это видимость. Во всех аналогичных случаях речь идет о примеси к собственно буржуазным прокапиталистическим инициативам каких-то гетерогенных некапиталистических элементов, связанных с той или иной формой самостоятельной "онтологии общественного бытия".

3. Упомянем только два примера: национальный характер буржуазных революций и этнорелигиозный исток наиболее эффективных капиталистических систем.

4. За революционную мобилизацию буржуа против феодальных порядков ответственны более национальные мотивы. Вспомним Французскую революцию - патриотический, национальный компонент там являлся мобилизующей энергией, в сочетании к кстати, к якобинскими элементами явного социализма. Таким образом, движущую силу капиталистическим трансформациям придает импульс внекапиталистического происхождения.

5. Религиозный характер капитализма подробно рассмотрен у Макса Вебера. Капиталистическая система является орудием протестантского меньшинства, направленным против католического большинства. Но религиозный фактор не принадлежит к сфере капитала, он консолидирует людей на основе общественной онтологии.

6. Еще отчетливей видна общинная природа раннего капитализма на примере русских старообрядцев. Старообрядческий капитал был сущностно коллективным и общинным, на часто записанным на одно лицо во избежание поборов, направленных против староверов. Более того, сами старообрядцы явно осознавали онтологически негативный характер капиталистических отношений. Они практиковали их в некотором смысле против никонианско-романовского отчужденного мира апостасии, как защитную реакцию на десакрализацию этого мира. Десакрализация романовской Руси заключалась, по мнению старообрядцев, в разрыве общинных связей и поэтому вне самой старообрядческой общины (тщательно сохраняющей нормативы Святой дониконовской Руси в самой себе) отчужденно-капиталистический подход был морально и эсхатологически оправдан, хотя сам в себе и порочен.

7. К этому же типу относится удивительный феномен еврейского фактора в капитализме. Еврейская община, пребывающая в четвертом изгнании в "трефном" десакрализированном язычески-демоническим (по учению раввинов) мире, применяет в отношении его хозяйственные капиталистические методики, порицаемые, а то и вовсе воспрещаемые в рамках самой иудейской общины. Но пресловутая "круговая порука" еврейских банкирских домов, активно способствовавшая собственно капитализму в его наиболее продвинутой стадии, проистекает из этно-религиозной солидарности, из онтологии еврейского национально-религиозного "общественного бытия", а отнюдь не из-за наличия каких-то неизвестных нам имманентных законов капитала.

8. Очень сходным образом функционируют и иные успешные в экономики этнорелигиозные кланы - например, армянский или греческий.

Часть 6 Капитал как последний общественный субъект

1. По мере глобализации либерализма, торжества рыночной парадигмы и детронизацией Капиталом исторических альтернатив в планетарном масштабе - что происходит сегодня - все формы общественной онтологии - от религиозной до социалистической, от национальной до культурной - выхолащиваются. В этом заключается осознанная и декларированная цель либералов. См. Поппера и Хайека. Либерализм как наиболее последовательная и логическая форма реальной доминации Капитала есть тоталитарное требование отказа от всех форм внеиндивидуальной онтологии, осознаваемой самим Капиталом в свою очередь как "корень тоталитаризма". В общей схеме получается, что Капитал на высшей мондиальной (мондиалистской) стадии своего развития стремится окончательно лишить последних следов бытия любые меж-индивидуальные или надиндивидуальные реальности, подменив их экранными симуляциями планетарного Спектакля. Общество Интегрированного Зрелища, гениально предсказанное Ги Дебором накануне краха советской системы.

2. Но полный отказ от меж-индивидуальных и сверх-индивидуальных реальностей в качестве референтных структур порождает колоссальный вакуум. Этот вакуум, отсутствие интегрирующего внеиндивидуального субъекта развернуто и драматически иллюстрирует культура пост-модерна.
Здесь на самом деле скрыт определенный подвох.

3. Можно сказать, что некогда индивидуационная стихия капитала-материи-майи была подчинена духовно-коллективному-трудовому принципу. Если поставить на место "пещерного коммунизма" Маркса "золотой век" Генона, мы как раз получим сводную картину.

4. В ходе исторического развития капитал-материя стремятся к своему освобождению из-под гнета коллективно-духовного. В какой-то момент капитал становится на один уровень со своей альтернативой. Это ХХ век, где разыгрывается драматическая битва между национальным и советским социализмом и либеральным Западом. В лице красных и коричневых "общественное бытие" дает последний бой "либерализму". И в этом бою проигрывает.

5. Этот макроидеологический процесс отражается и в матрице соотношения человека с капиталом. Изначально капитала как такого нет. Показательно, что в структуре индо-европейских обществ, исследуемых Жоржем Дюмезилем отсутствует каста торговцев. Этот тип появляется позже и по мнению Дюмезиля "вместе с вкраплением иных неиндоевропейских расовых и культурных элементов" (вот где заря десакрализации). Деньги, материя, аналог капитала - ниже человека.

6. На заре исторического капитализма капитал становится вровень с человеком. Один класс - буржуазный - солидарен с капиталом (но это еще свободный выбор экзистенциальной ориентации). Другой класс - пролетариат + аристократы-романтики + сектанты-общинники - противостоит капиталу.

7. Сегодня после краха социалистической битвы Капитал становится выше человека. Уже никто и ни при каких обстоятельствах не способен делать свободный выбор - все подлежат капиталу, как принципу индвидуации, и изгнав из реальности все иные формы надиндивидуальной интеграции, именно капитал становится на их место, выступая в финальной своей роли единственного оставшегося субъекта мира истории. Понятно, что при таких обстоятельствах история - как мы ее понимали - действительно заканчивается. Экономикс - не математическая шутка Самуэлсона. Это имя "князя мира сего". Интересно, каково цифровое значение термина "экономикс".

8. В нашем мире нет буржуазии в ее традиционном понимании. Как нет и пролетариата. Пролетариат такое же ностальгическое воспоминание как и тамплиеры, фараоны или скифская конница. Мир пост-модерна имеет единственного субъекта - мировой Капитал, который тотализирует своей отчуждающей магией количественную массу индивидуум-погрешностей, клонированных скорлуп без корней, идентификационных культурно-, расово-, религиозно-, классовых признаков. Скоро, впрочем, и без половых. Пост-модернистический стиль "юнисекс". При этом менеджеры и брокеры не владеют в привычном смысле ни деньгами, ни богатством. Они обслуживают движения мировой туши капитала также покорно, как последний тайваньский рабочий.

9. На последней стадии своей доминации Капитал окончательно выхолащивает "общественное", утверждает тотальное превосходство "индивидуального", а затем интегрирует цифровую массу "индивидуального" в самом себе, утверждая планетарный суррогат "общественного" в тотальности симулированной жизни - в "ОБЩЕСТВЕ ЗРЕЛИЩА", "ОБЩЕСТВЕ СПЕКТАКЛЯ".